Страж фараона - Страница 84

Семен стоял у окна, посматривал в знойное небо цвета поблекшей бирюзы, а на царицу старался не глядеть. Там, в кресле, сидела сейчас не его Меруити, не сказочная фея с гибким станом и бедрами, как греческая амфора, а повелительница самой могучей державы текущих времен. Глаза ее были суровы, локоны спрятаны под париком, тело – под плотной одеждой, а губы – прекрасные, яркие, но изрекавшие лишь приговоры и повеления – сейчас не располагали к поцелуям.

В зал, кланяясь и приседая, вошел управитель дворца, бросил почтительный взгляд на владычицу. Она чуть заметно кивнула, разрешив говорить. – Великий Дом, дочь Гора... Брови Хатшепсут гневно сдвинулись, зрачки сверкнули.

– Червь! Ты забыл, перед кем преклоняешь колени? Забыл, как обращаются к пер'о? Нужно напомнить? – Она наклонилась вперед, сжимая плеть и изогнутый скипетр. – Начни снова! Я слушаю!

“Вот так-то! – подумал Семен, глядя на побледневшего управителя. – Не слышал про женскую эмансипацию? Ну, еще услышишь!”

– Великий Дом, сын Гора, благой бог... Тысячу раз простираюсь ниц и целую прах под твоими стопами – да будет с тобою жизнь, здоровье, сила! Трапезную привели в порядок. Там вино, напитки, фрукты и еда. Если соизволишь...

Лицо царицы смягчилось, она махнула рукой.

– Саанахт и Хапу-сенеб, идите... и другие тоже... Вам надо подкрепиться, ибо день сегодня будет долгим и потребует много сил.

“Хорошая мысль”, – решил Семен, направляясь вслед за вельможами к выходу. Он вдруг почувствовал, как пересохло в горле, как пусто в животе, как ему хочется сесть на скамью рядом с братом и другом Инени, заглянуть им в глаза и сказать...

Сильные пальцы стиснули его плечо.

– Останься, господин. Великий Дом – жизнь, здоровье, сила! – желает говорить с тобой.

Он обернулся и увидел бесстрастную физиономию Хенеб-ка. Еще увидел кресло, сидевшую в нем женщину и двух мужчин по обе стороны. Один – с бритым черепом, в белых жреческих одеждах и леопардовой шкуре, свисавшей с узких плеч; другой – с пятнами крови на тунике и в полотняной повязке, с мечом у пояса.

Инени и Сенмут...

Брат улыбнулся ему и поманил рукой. Улыбка эта была странной, будто выдавленной через силу – да и на лице Инени Семен не заметил большого счастья. Царица тоже помрачнела.

Он подошел, преклонил колено и заметил, что Хенеб-ка исчез. Только они четверо остались в зале – Великий Дом, сын Гора, в обличье прекрасной женщины и три его – ее?.. – советника.

Хатшепсут долго смотрела на жезл и плеть в своих руках. Потом произнесла:

– Надо решить. Что решить, вы знаете. Вы посланы Амоном мне на помощь: ты, мой будущий чати<Чати, или джати, – главный министр, или везир, первое лицо в стране после фараона. Сенмут занимал эту ключевую должность в правление Хатшепсут многие годы – видимо, лет пятнадцать.>, – она посмотрела на Сенмута, – ты, мудрейший из жрецов, и ты, провидец. – Взгляд ее потеплел, скользнув по лицу Семена. – Так дайте же совет!

Наступила пауза, затем Инени спросил:

– Где он, владычица?

– В своих покоях. Шакалы Хоремджета убили слуг и трех охранявших его сэтэп-са, но двое остались. Они сейчас с ним.

– Верные люди, госпожа? – Этот вопрос задал Сенмут.

– Столь же верные, как Хенеб-ка. Если я прикажу ему, они... – Царица глядела на Семена в странном ожидании, но он еще не понял, о чем ведется речь, и потому молчал.

Сенмут поклонился:

– Можно думать, что Хоремджетом руководили боги, великая госпожа. Он оказал нам большую услугу.

Царица еще больше помрачнела.

– Да, я понимаю, чати. Многие погибли во дворце – семеры, воины и верные служители... Мог быть и еще один убитый... не мной, шакалами Хоремджета... случайно или намеренно, кто знает?

– Боги знают, – произнес Инени, с неодобрением качая головой. – Богам известно все, великая царица. Ты можешь отдать приказ, его убьют, и ни один человек в Та-Кем не усомнится, что виноваты колесничие... те, которых привел Хоремджет... Люди поверят, но боги! Богов не обманешь, моя госпожа!

– Он – вечная угроза, – возразил Сенмут.

– Пути пер'о прямы, – ответил Инени. – Жизнь и смерть – в руке владыки Та-Кем, но он не казнит безвинного.

– Безвинного? – Сенмут задел перебинтованным запястьем о рукоять меча и сморщился. – Безвинного сейчас! А в будущем?

– Твой брат – провидец, и будущее перед ним открыто... ему решать... Но я полагаю, что утром не казнят за то, что свершится вечером. – Инени взглянул на Семена, усмехнулся и перевел взгляд на Сенмута. – А в чем сейчас его вина? В том, что он необуздан и дик? Или в том, что родился от сириянки? Если ты считаешь это винами, то к чему приказывать Хенеб-ка? Вот меч на поясе твоем – иди и убей мальчишку!

“Это они о Тутмосе, – наконец сообразил Семен, – о юном Джехутимесу!” О будущем деспоте, завоевателе, оросившем кровью земли от четвертого порога до евфратских вод! Устлавшем их костями трупами! О том, чьи воины творили еще не виданное в Та-Кем – резали, жгли и вспарывали животы, не щадя ни женщин, ни детей! Но сейчас он не деспот, не завоеватель, а мальчишка тринадцати лет... Судить ли его, карать ли за еще не свершенное? И если карать, то как? Вычеркнуть из истории?

Эта мысль повергла Семена в ужас. Перемещение в прошлое – чудо, свершившееся с ним, – было свидетельством того, что время – субстрат подвижный и, быть может, непостоянный, подверженный переменам. Иначе как он очутился здесь? И почему? Не затем ли, чтобы принять решение в некий ключевой момент, не допустить изменений истории, дабы все свершилось так, как и положено свершиться?

Этот мальчишка Тутмос, который трясется от страха в одном из дворцовых чертогов... этот подросток, чью жизнь можно с легкостью прервать... Да, он принесет ужас и горе сотням тысяч – и в своей стране, и за ее пределами! Но их страдания неизбежны, как ежегодные разливы Хапи, ибо история безжалостна. И ни одну из ее страниц, даже самую жуткую, мерзкую, нельзя переписать, или добавить к ней слово, или хотя бы знак пунктуации. Казнить нельзя помиловать... Только история знает, где в этой фразе запятая.