Куда его привели? Кто объяснит, зачем он здесь? Но, быть может, само его присутствие в этих покоях и было объяснением?
Пропало не меньше часа, когда в молельне, за голубой завесой кисеи, раздался протяжный скрип, а следом за ним – шорох. Повернувшись спиной к окну, Семен увидел, как перед алтарем склоняется женская фигурка; светильники, горевшие у ног Хатор, бросали отблеск на темные волосы с медным отливом, хрупкие плечи и обвивавшее шею ожерелье. Меруити! Кажется, она молилась, но то была странная молитва, беззвучная, без жестов и поклонов, будто таинство, происходившее между царицей и богиней, нуждалось не в словах и почтительных жестах, а в чем-то ином – возможно, в молчаливом и полном слиянии двух сущностей, божественной и человеческой. Сейчас они обе казались Семену единой и нераздельной скульптурной группой: женщина из темного базальта с загадочной улыбкой на устах, и та, другая, застывшая у ее ног, словно изваяние из золотисто-розового мрамора.
Но в Та-Кем мрамор не добывали; он помнил об этом и знал, что золотистое и розовое было плотью, телом живым и желанным, но столь же недосягаемым, как Сепдет, звезда Исиды<Сепдет – древнеегипетское название Сириуса.>. Или он ошибался?
Семен закрыл глаза, с силой стиснул кулаки – так, что напряглись мышцы на плечах, – и замер, будто сам превратился в статую. Что-то переменилось за кисейной занавеской, но он не хотел смотреть, а только слушал – вслушивался в тихий неразборчивый шепот, пока слова, по-прежнему негромкие, не сделались отчетливыми, как голос флейты, манящей из дальнего далека надеждой и обещанием.
– О золотая Хатор, владычица небес и сердец человеческих! Ты, кто ведет мужчину к женщине и женщину к мужчине! Ты, которой известен тайный путь соединения душ и тел, повелительница радостей и печалей! Ты, благословляющая ложе и лоно, дарующая вино жизни, питающая нас соками любви! Ты, которой ведомы прошлое, будущее и судьбы людские! Не покидай меня, направь и подскажи!
Подскажи... подскажи... – тихо шелестело среди расписанных деревьями стен, ласкало слух, туманило голову... Мнилось, что слова Меруити тысячекратно отражаются в зеркалах, наполняя комнату сладким пьянящим ароматом. Будто сад, изображенный на стенах, вдруг ожил и начал испускать благоухание, плывущее в воздухе Та-Кем в весенний месяц фаменот...
Женский голос смолк. Пришедшая на смену тишина казалась Семену оглушительной, но через мгновение ее прервали слабый шелест и звук взволнованного дыхания. Он стоял, все еще не открывая глаз и стиснув кулаки; ноздри его трепетали, воспоминания о недавнем и жутком, о трупах, брошенных в пустыне львам, о залитом кровью лице Пуэмры рассеивались точно утренний туман.
– Ты спишь, ваятель? – Рука Меруити коснулась его напряженных мышц. – Спишь или заглядываешь в грядущее? И что тебе видится там?
– Ночь, которая еще не прошла, – ответил Семен и опустился на колено.
– Встань! Ночь и в самом деле не прошла, и я не знаю, что случится до рассвета. А ты? Тебе это ведомо?
– Нет. Я говорил тебе, прекрасная госпожа, что прорицание – странный дар: чем дальше, тем лучше видится, но близкое будущее смутно, как в тумане.
– А прошлое? Недавнее прошлое? – Она отступила на пару шагов, посматривая то на Семена, то на столик с каменной головкой, прикрытой полотном. Взгляд ее был спокоен, голос не дрожал, словно Меруити приняла некое решение. Или, возможно, его подсказала царице Хатор.
– Какое прошлое тебя интересует? – спросил Семен, любуясь, как складки тонкого платья падают от ее груди, струятся вдоль бедер и колен до обвитых ремешками сандалий лодыжек.
– Мне донесли, что Софра умер. Кажется, день или два назад... Умер страшной смертью, словно боги его покарали, и к тому же он остался без погребения... Поехал охотиться в пустыню, как делал много раз, и львы растерзали его. Ты знаешь, как это случилось?
Семен задумчиво поднял глаза к потолку.
– Не знаю, моя владычица, но выясню, если прикажешь.
– Выяснишь? Как? Спросишь у Амона-Ра, который видит с высоты всю землю?
– Нет. Взгляну на то, что осталось от Софры, на место, где он погиб, поговорю с его людьми... Он ведь охотился не в одиночестве!
– От Софры остались череп и кости, как и от его слуг. Львы утащили тела в пустыню и... – Царица сделала знак, отвращающий беду. – Храни нас Амон от подобной участи! Маджаи правителя Джеме, посланные на розыски, не отыскали даже лошадей. Видно, и они достались львам.
– Что же они нашли?
По губам Меруити скользнула мимолетная улыбка.
– Много песка и немного крови... Еще – обломки колесницы, копья, дротики, кинжал... Это все. Не слишком удачные поиски, верно?
Семен продолжал разглядывать потолок, изображавший бирюзовое небо с крылатым солнечным диском.
– Говорят, царь дунет в Уасете, поднимется буря за порогами... – медленно произнес он. – Это случится, если царь знает, как дуть и в какую сторону.
Тонкие брови царицы приподнялись.
– Я дунула туда, куда нужно?
– Наверное, моя госпожа. Боги освободили тебя от Софры, и теперь, при мысли о нем, сердце твое не будет сжиматься, и мрак не окутает душу. Правда, остался Хоремджет...
– Я не хочу вспоминать о Хоремджете в эту ночь, ваятель. – Она повела рукой, будто отбрасывая что-то лишнее, ненужное, как пыль пустыни. – Но Софры нет, а он был одним из великих мужей в Обеих Землях. Теперь мне надо думать... Кто унаследует его власть? Кто поднимет его посох, встанет перед богами и вознесет молитвы Амону и Мут, Сохмет и Птаху? Мне надо сделать выбор, и только провидец, подобный тебе, может сказать, будет ли он удачным.